Кристина Романова   г. Известия Удмуртской Республики  2 марта 2017

Государственный русский драматический театр Удмуртии решил вернуть традицию проведения бенефисов в честь ведущих актёров труппы. Причём не только в юбилейные годы, но и в качестве признания их мастерства и таланта. Открыть традицию театр решил бенефисом народного артиста Удмуртии Андрея Демышева. Выпускник ГИТИСа, вот уже почти 30 лет он играет на ижевской сцене. Сотни ролей, тысячи пережитых эмоций. Зритель верит ему, а он - зрителю.

Сегодня Андрей Николаевич гость редакции «Известий Удмуртской Республики».

- Андрей Николаевич, жизнь артиста на сцене складывается из его ролей. С каких персонажей начиналась ваша карьера?

- Первая роль в театре - поэт-заика в сказке «Соло для Принцессы». Но до этого начинал играть ещё в школьные годы в народном театре. Там были роли пионеров-героев. 

- Неужели с детства вы мечтали о профессии актёра? Обычно мальчики хотят быть военными, пожарными, водителями…

- Водителем был мой отец. Они с мамой колесили по всему Советскому Союзу в поисках лучшей жизни. Были и на целине. Но я родился в Пермской области. Потом их судьба забросила в Удмуртию, в Игринский район. Тогда был там такой посёлок - Красная Горка. Позже, когда вышла программа правительства по сокращению малых деревень, посёлок упразднили, и мы переехали в Селты. Там я учился и закончил школу. 

А после улетел из Удмуртии в Москву, конечно. ПТУ, техникум, армия. Получил рабочие специальности электрика-электромонтажника и инженера-геодезиста.

Но мечтал всегда быть военным. Сколько раз я пытался поступить в военное училище! После службы в армии мне удалось пройти строгий отбор и серьёзную комиссию и устроиться в пожарную часть, которая тогда находилась в структуре МВД. Это было уже в Ижевске, куда я вернулся после службы в Вооружённых силах.

И вот мой первый рабочий день. Иду по улице Горького в свою часть и вдруг вижу объявление о наборе в ГИТИС. От Русского драматического театра в Москву из Удмуртии на учёбу посылали 8 человек. Я отправился на отборочную комиссию и в итоге был зачислен на актёрский курс. Вот так судьба меня вела к Мельпомене.

- А первая значимая роль на ижевской сцене?

- Роль Якова в пьесе Леонида Андреева «Не убий». Ставил Владимир Иванович Сафонов. Мне её дали не сразу. После моего возращения из ГИТИСа прошло года два-три, прежде чем я приступил к работе над ней.

- Как родители отнеслись к тому, что их сын стал артистом?

- Папы на тот момент уже не было. Я был поздним ребёнком, последним из четырёх. А мама одобряла мой выбор, но ни на одном спектакле с моим участием так и не была… 

- Ваши дети и внуки пошли по вашим стопам?

- Нет. Сын работает в сфере энергетики, как моя супруга, а внукам-двойняшкам по 4 года. Пока рано говорить, какой путь они выберут, но один очень хорошо поёт, а второй любит рожи корчить, наигрывать что-то. Но кем они будут, пока рано судить.

- Чем вы увлекаетесь?

- У меня круг увлечений не широк - семья, работа, дача. Люблю рыбачить. Однажды на Каме поймал судака весом килограмма три! Люблю грибы собирать. Книг, к своему стыду читаю мало, да и в кино редко хожу. А вот театры посещаю. Когда есть возможность, бываю в Москве, что называется, вживую смотрю постановки, ищу записи спектаклей в Интернете.

- На ваш взгляд, как поменялся театр за годы вашей службы Мельпомене?

- Ту, тенденцию, которую я наблюдаю в сегодняшнем театре, я бы назвал  «стэмовской».  Русский психологический театр уходит со сцены. Нет той глубины, какую, например, можно видеть в работах режиссёра Марка Захарова. Там играется суть. Сейчас её подменяют трюки и «примочки». Но это всё поверхностно.

- Театр - отражение жизни. Значит, такова наша действительность.

- Видимо. По большому счёту, и все ТВ-шоу, кишащие страстями, это демонстрируют. Обсуждения кипят, но то, что говорят герои передачи, не трогает сердце. Сути нет…

- А бывает, что роль, которую вам предлагают, не трогает вас? Как выходите из положения в этом случае?

- Это и есть мастерство. Если роль не ложится, начинаешь вчитываться в сценарий, представлять себе персонаж, договариваться с ним, искать положительные стороны, оправдывать его поступки, словом, пытаешься подружиться с ним. А отказываться от ролей в театре не принято.

- Какие роли вели вас как актёра по жизни? И есть ли та, что ещё не сыграна?

- Любая роль тебя куда-то ведёт - к успеху или к неудаче. Она даёт опыт, накладывает отпечаток на твою личность, а ты отдаёшь ей частичку себя. В этом плане все роли значимые, и очень бывает жалко, когда спектакль списывают и твой персонаж остаётся только в воспоминаниях. Но это неизбежно. 

Я играю характерные роли, я не герой-любовник и не негодяй. Кого хотел бы сыграть? Пожалуй, Бабу-Ягу. Медведя я играл, Ёжика играл, Мудрого Ворона играл, а вот Бабу-Ягу - никогда. Хотелось бы попробовать.

- Вам нравится работать в постановках для детей?

- Дети - самые строгие и честные критики. Ребёнка не проведёшь. Поэтому, когда дети верят тому, что происходит на сцене, - это большое счастье. Если им не интересно, они не будут терпеть. Любую фальшь они чувствуют мгновенно и мгновенно реагируют. 

Взрослых обмануть легче. У каждого артиста есть набор штампов, наработанных годами. Включаешь, скажем, штамп № 7, и работает. С детьми не так. Их природа одарила колоссальной проницательностью, которая требует от актёра честности и искренности.

- Как вы относитесь к таким формам современного театра, как читки на публику и творческие лаборатории? Они в какой-то мере тоже направлены на то, чтобы актёру в создавшихся стрессовых условиях не дать возможности включить штамп, а вытянуть из него настоящую эмоцию…

- Стресс действительно актёр испытывает при таких формах работы, но что он получает? Кроме экстремальных условий я в этом не вижу ничего. Интересно ли это зрителю? Не знаю. Возможно. А возможно, ему было бы интереснее, если бы лаборатория была подана немного иначе: например, чтобы зритель стал очевидцем того, как идёт работа над спектаклем от читки до готового продукта…

Да, во время наших творческих лабораторий рождались интересные спектакли - тот же «Человек-подушка». Но разве другие работы были хуже?

Новаторство на сцене? Но постановки Петра Шерешевского разве не новаторство? И для меня, как артиста, работа в его спектаклях дала гораздо больше и в плане удовлетворения, и в плане творческого роста, чем участие в лабораториях. Но это моё мнение.

- Актёру приходится держать в памяти большое количество текстов. У вас есть свои секреты быстрого заучивания?

- Это расхожее заблуждение, что актёру надо много учить наизусть. На самом деле текст заучивается не как вычлененный набор фраз. Это процесс репетиций, мыслей, поиска. Здесь всё идёт от взаимодействия с партнёром. Зачастую на сцене включаются импровизации, которые настолько ложатся в контекст постановки, что играть буква в букву по написанному просто невозможно, если речь идёт о прозе, а не о стихах. 

- Бедные драматурги…

- А что делать? Диалоги нарабатываются в процессе. Но монологи, конечно, все актёры учат наизусть. Театр - живой организм, и даже один и тот же спектакль может идти по-разному, потому что актёр воздействует словом, а на его слово могут воздействовать и волнение, и эмоции, и настроение, как бы он ни пытался это скрыть…

- Зачастую в современном театре наряду с воздействием словом всё чаще даёт о себе знать воздействие физическое - специальные эффекты - шумы, запахи, свет, взаимодействие со зрителем посредством различных предметов. Как вы относитесь к таким проявлениям?

- Отрицательно. Зрителя хотят удивить, но эффект от этого мимолётен. Более того, такие эксперименты уже были: достаточно вспомнить постановки Всеволода Мейерхольда. 

Театр не должен удивлять. Оставьте это кино или цирку. Он должен брать искренними чувствами. Тогда со зрителем не придётся заигрывать с помощью эффектов. Он будет соучаствовать через свои ощущения. Не столь важно внешнее сходство персонажа с его прототипом или стереотипом, сколько важен внутренний стержень, его мысли, энергетика. Театр любят за это. Поэтому зритель улыбается. И поэтому возникают слезы…