Дисклеймер: Зацепило сильно, получился лонгрид. «ИРАНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ» Ивана Вырыпаева, по моим ощущениям, главная русскоязычная пьеса сезона, и это понимают сами театры. Её дружно ставят или хотя бы читают. Версия московского Театра Наций - один из фаворитов «Золотой маски». Во френдленте я вижу репортажи с «Иранских конференций» в разных городах. В Русском драмтеатре Удмуртии минувшим вечером «Иранскую конференцию» представили в формате читки. Это был очень болезненный опыт. Вообще ничего нового, чего я не знала бы, или не обдумывала хотя бы по касательной раньше, но, но... Почти три часа горячих монологов людей, которые не понимают друг друга и не очень хотят понять. Господи, как им (нам) разобраться друг в друге, когда в себе разобраться не получается. Каждый зациклен на себе, видит только свою картину мира (ну да, смотрим же из себя, из своего опыта, своих убеждений). При этом все ключевые понятия, которые используются в дискуссии, нуждаются в пояснении. Что такое эта пресловутая «духовность», с какой стати один народ или одно сообщество, объединенное общей культурой, решает, что оно духовное, а вот те, другие - бездуховные. В чем смысл жизни и должна ли она, жизнь, считаться безусловной ценностью, если в ней, может, и смысла никакого нет. Как вообще выстроить диалог между представителем западного общества потребления, для которого сверхцель человеческой жизни - благополучие, и представителем мусульманского общества, для которого свехцель жизни - Бог? Да, Вырыпаев пишет крупными мазками и иногда грубо. Например, христианский бог здесь - бессильное существо, позволяющее католическим священникам растлевать мальчиков-прихожан, а мусульманский бог - повод для огромной всезаполняющей любви (зритель, впрочем, сам может докрутить в голове, что мусульманский бог также вдохновляет последователей резать головы европейцам, именно поэтому вообще и понадобилась Иранская конференция). И тут есть парадокс, который меня тревожит. Все герои пьесы, принадлежащие к западноевропейской культуре, к которой принадлежу и я, так или иначе несчастны, неудовлетворены, встревожены отсутствием гармонии в своей жизни. Единственный счастливый персонаж здесь - иранская женщина, которая большую часть жизни провела в несвободе из-за любви к возлюбленному своему Аллаху. Екатерина Логинова играет (а тут, несмотря на эскизность читки, были вполне простроенные актерские работы у всех) такое умиротворение и тихое счастье, такую безмятежную гармонию, что я чувствую - в этой истории ее героиня - победительница, и я бешусь и бьюсь внутри себя - она же стала рабыней своей любви, потеряла себя, хотя и говорит, что как раз в этом себя обрела, - себя новую, которая ей нравится больше прежней, свободной. А я ж вот против рабства, и ничья рабыня, и никого не порабощаю, чего ж мне фигово-то так - ну, в целом. И чувствую себя проигравшей, да. И я понимаю, что эта героиня - выдуманная, а я настоящая, и кто его знает, как оно у настоящих мусульманок - может, тоже с виду все ок, а внутри раздрай и катастрофа, и миллион вопросов к мирозданию. Но написана пьеса так, что ты всерьез начинаешь учитывать мнения этих придуманных людей, - в них правда обобщено то, что ты так или иначе видишь в окружающей реальности... И вот первый эффект: мне вообще-то хотелось бы отмахнуться от этой счастливой иранской женщины-поэтессы «врёшь ты все, придумываешь, у тебя нет не только свободы, но и любви, потому что любовь - это в обе стороны, а твой бог тебя не любит, раз разрешает тебе быть своей рабыней, да и вообще нет никакого бога». И в то, что у верующих есть такое счастье, которого не достичь атеистам, я не верю (удачно тут это слово возникает, а?). И тут же понимаю, что это будет очередной голос с Иранской конференции, где каждый обесценивает точку зрения другого, и тем самым отдаляет возможность договора. И замолкаю. И слушаю. Может быть, в этом и была задача Вырыпаева, кто знает (нет, не в том, чтобы уверовали, конечно, а в том, чтобы начали слушать друг друга). И задача режиссера Якова Ломкина (для меня эта читка стала самой важной из его работ). И актерской команды (Михаил Солодянкин, Юрий Малашин, Игорь Василевский, Антон Петров, Екатерина Логинова, Андрей Дёмышев, Алексей Агапов, Николай Ротов, Наталья Заева, Елена Мишина). Спасибо. Буду думать дальше.

Пока кто-то, смакуя с пеной у рта, распространяет лживую информацию, репостит призывы скупать всё, что осталась на полках магазинов, создавая панику, страх и хаос (я никоим образом не хочу отрицать опасность короновируса), мы вчера собрались на читки в Русском драматическом театре Удмуртии. Это была уникальная возможность в один день услышать сразу две актуальные сегодня пьесы современных авторов: «Иранская конференция» Ивана Вырыпаева и «Битва за Мосул» Алексея Житковского , которые самостоятельно читать многим будет сложновато. Материал очень не простой, многогранный, но, однозначно, никого не оставит равнодушным. Очень близки темы, которые затронуты в них, болью отзываются в сердце, теребят душу и заставляют задуматься. Сначала кажется, что это всё далеко от нас, где Иран, Ирак, Мосул и где Ижевск, это нас никак не касается, я не хочу даже об этом слышать. Но ведь это ничего не меняет, война продолжается... И так ли уж она далека? Мозг буквально взрывался, после читки не было ни сил, ни желания что-то говорить, даже чувствовалась физическая усталость, как после тяжёлой работы. А ведь, действительно, это была очень глубокая внутренняя работа. Столько всего было затронуто за один вечер. Обязательно через-какое-то время самостоятельно прочитаю эти пьесы, сейчас они уже зайдут. Много, много разных мыслей возникло во время и после читки пьес. И удивительным, каким-то совсем другим мне показался мир вокруг. Я шла домой и радовалась всему, что видела. Даже грязной луже, думая, что это же весна пришла, солнышко снег растопило, это же лужа, а не воронка от разорвавшегося снаряда. Я шла, с радостью вдыхала морозный воздух и думала, какие это всё мелочи, что выводит из себя, заставляет волноваться, тревожиться. Какие это мелочи! И как-то стало легко, радостно, что над головой у меня мирное небо. Вот это ценить надо, то, что родные, близкие люди рядом, живы и здоровы. Огромная благодарность режиссеру Якову Ломкину за выбор этих пьес для читки и за великолепную подачу непростых авторских текстов. Благодарю актёров, принявших участие в читках. Это было потрясающе! А ещё какой был шикарный актёрский состав: Юрий Малашин, Николай Ротов, Андрей Демышев, Михаил Солодянкин, Елена Мишина, Игорь Василевский, Антон Петров, Екатерина Логинова, Алексей Агапов!

Спасибо, очень понравилось, молодцы!!! Первая часть на одном дыхании, легко, с юмором, вторая немного затянута игрой со зрителями, слишком много началось вопросов не по существу, на какой то момент забылось то, что было интересно, пока слушали бредовые вопросы нашим милых дам "детективов", но потом опять игра актеров заворожила, очень необычно, рекомендую!

Посчастливилось увидеть этот великолепный спектакль. Так искренне, захватывающе, талантливо...Немного интриги, чуть-чуть перчинки, шутки, юмор и шквал эмоций! А какая пластика, танцы и самое настоящее море... с рыбками, волнами, глубиной... глубиной отношений, восприятия, ощущений. Браво!

Хочу поблагодарить артистов!!! Спектакль Оочень понравился:интересный и главное смешной!!! Всем,кто не ходил, обязательно сходите!!!

Если бы мне пришлось объяснять инопланетянам понятие ТЕАТР, я бы показала им этот спектакль! Если бы мне пришлось кого-нибудь знакомить с творчеством Гоголя, я бы показала им этот спектакль. Ибо не буква, а дух парадоксальности его прозы живёт в этом спектакле!

Спектакль "Визит старой дамы" (режиссер - Петр Шерешевский) в Русском драмтеатре люблю всем сердцем. Видела все (!) его показы начиная с прошлого лета. Пойду ещё. Это художественное и социальное событие в равной степени. Это крутой театр мирового уровня.

Эффектнее всего экзотическая афиша «Двенадцатой ночи» с пальмами смотрится на полузаснеженной тумбе около театра. Двенадцатая ночь – она пусть и «с начала Рождества», но это обозначает вовсе не время года, а то, что праздник еще не окончен. В разных постановках остров Иллирия в большей или меньшей степени обладал чертами шекспировской или любой другой эпохи, но не так часто местом действия становился не просто южный – тропический остров, из недавних примеров – Томас Остермайер в Комеди Франсез отправляет героев Шекспира на дикий пляж с пальмами. Иллирия в спектакле РДТ – то ли Гавайи, то ли Мадагаскар (во всяком случае, лемуры на программке подталкивают к такому ассоциативному ряду). Точная география не принципиальна, важно, что остров здесь не столько точка в пространстве, куда логично быть выброшенным после кораблекрушения, но некий абсолютно райский уголок – Парадиз, курорт, где нет ни забот, ни хлопот, знай, сиди себе у бара, слушай песни шута и пей коктейли. Делать его обитателям решительно нечего, кроме как влюбляться и наслаждаться жизнью (спиртным, розыгрышами, флиртом – нужное подчеркнуть). Нарисованные лемуры демонстрируют узнаваемый жест, который периодически повторяют герои спектакля: закрывают глаза, уши и рот – не вижу, не слышу, не говорю. Дальше в трактовке обычно подразумевается – «зла». Вот до такого высокого уровня буддийской философии пытаются дотянуться жители Иллирии. Тем не менее, человечество без проблем не может. Нет своих – создай немедленно, в крайнем случае, ввяжись в чужие. Поэтому Оливия (Дарья Гришаева) так странно выглядит, упорствуя в трауре посреди всеобщего тропического блаженства. Поэтому Орсино (Игорь Василевский/Антон Петров) будто лбом в стену колотится, пытаясь завоевать женщину, которой до него принципиально нет никакого дела. Поэтому юная красавица Виола (Владислава Оболенская) переодевается мужчиной и старательно бережет свою тайну. Для усиления настроения всеобщего любовного помешательства еще и Антонио режиссерской волей «меняет пол». Капитан становится капитаншей Антонией (Александра Новикова), а их отношения с Себастьяном (Виталий Туев) из дружеских превращаются в односторонне-романтические: Антония, если можно так выразиться, находится в глубокой френдзоне, и все ее благородные жесты остаются без взаимности. Формально складывается любопытное противоречие между подчеркнуто расслабляющей обстановкой и томительными любовными страданиями, но на практике оно так и остается исключительно умозрительной конструкцией. Почему? – поймать разлад на уровне ощущений зачастую намного проще, чем понять его причины. Жанр спектакля обозначен как «утопическая комедия», и вот это, пожалуй, стало отправной точкой для непримиримых противоречий в моем восприятии. Да, утопия морского курорта налицо, но ее в спектакле так много, что атмосфера островного рая поглощает комедийное начало едва ли не без остатка. Вместо того, чтобы разрушить безмятежность существования жителей Иллирии, или, напротив, подчеркнуть абсурдность этой безмятежности, интрига в ней растворяется и теряет всякую остроту. Иллирийская жизнь идет своим размеренным чередом, на море – штиль, затишье после бури. Многословных рассуждений максимум, активного действия крайне мало, соответственно, предполагаемый накал страстей вязнет в неторопливом развитии событий. Ближе всего к попаданию в жанр комедии оказались Михаил Солодянкин - Мальволио и Максим Морозов - сэр Эндрю Эгьючийк. Сэр Эндрю существо отчего-то совершенно херувимного вида: в белом завтом парике, напудренный и даже с мушкой над губой. Ему без разницы, на кого таращиться влюбленным взглядом, лишь бы наливали. Мальволио традиционно вносит диссонанс в общий жизнелюбивый (с поправками на любовные неурядицы) настрой героев. Здесь его фигура тоже не исключение, но парадоксальным образом именно манерно гнусавящий зануда оказывается живее и в чем-то трогательнее остальных. Полноценной конфронтации между ним и компанией сэра Тоби так и не случилось, зато в своих реакциях Мальволио живее и естественнее противников, что быстро делает именно его объектом зрительской симпатии. Одинокий, в качестве единственного близкого существа держит рыбу: водит ее на поводке, в шипованном ошейнике и зовет Офелией. Правда, все время есть ощущение, что рыба вот-вот выскользнет из рук хозяина и отправится в свободное путешествие по марлево-целлофановому морю. Но это все благодаря ловкости Михаила Солодянкина – как технически «оживает» рыба, умом я понимаю, а на практике глазами не смогла уследить. Правда, закончила свое сценическое существование Офелия так же, как ее знаменитая тезка – «утонула», выброшенная Мальволио в момент появления подложной записки. Проблема в том, что ловкий розыгрыш, организованный Марией и компанией, со стороны больше похож не на урок ханже, а на издевку над слабым и, в общем-то, ни в чем не повинным героем. Сценография спектакля статична, что вообще странно, учитывая, какой практически безостановочной динамикой отличается, например, «Свадебная чехарда» того же режиссера, да и в «Пьяных» сценографические решения вопросов не вызывали. Внятно обозначено несколько локаций: «замок» Орсино – кальяны, подушки, бар Марии (Екатерина Логинова/Александра Мусихина) и компании, береговая линия и море – тряпичное, в которое герои прыгают под неизменную подзвучку всплеска. С одной стороны, это забавно и по театральному – бросаться в кучу голубоватой марли как в воду. С другой – будучи многократно повторенным, этот прием перестает быть не то что смешным, а вообще заметным. Вторая часть названия пьесы – «или что угодно» - развязывает руки и одновременно ставит перед непростым выбором: если «что угодно», то что же выбрать? В данном случае как раз выбора и не произошло, в спектакле оказались намешаны самые разные приемы и ходы, объединенные не вполне понятно, по какому принципу. Условные тропики выглядят эклектично: пальмы в кадках колышутся над тканевым морем, Орсино возлежит на ковре, который можно было бы причислить прежде всего к восточным, если бы у каждого постсоветского человека не висел такой в детстве над кроватью. Часть реквизита героям заменяют разного вида и размера плюшевые рыбы, но (и это в данной ситуации не очень логично) как рыбы они тоже «функционируют», где принцип различия – не ясно. Есть интересно звучащий шекспировский «микс»: персонажи «Двенадцатой ночи» время от времени, будто позабыв, из какой они пьесы, приплетают в свои монологи «дуй, ветер, дуй», «быть или не быть» и прочее. Есть непродолжительные проекции крупных планов главных героев на экран. Есть утрированная театральность, как, например, в сцене плывущего куда-то на серфе-лютне шута Фесте (Николай Ротов). Есть живой вокал. Много разного в спектакле есть, а получился он похожим на костер, к которому так и не поднесли спичку – все по отдельности вроде бы присутствует, а огня, столь необходимого для шекспировской комедии, нет. Конструирование формы вытеснило собой содержание. Но заключительная сцена, в которой к публике чуть-чуть «подплыли» надувные рыбы, стала каким-то даже неожиданным моментом чистой красоты в спектакле: (у)томительные страсти улеглись, и появилась возможность несколько минут сосредоточиться на единении с театральным волшебством: так иногда радуются самые юные зрители, если со сцены актеры запускают что-нибудь в зал. Простой прием дал ощущение праздника (и одновременно грусти – ведь праздник заканчивается) легче и точнее, чем все предыдущие сложносочиненные ходы. P.S: да, в подтверждение грусти – хэппи-энд в спектакле не такой уж тотальный, и дело не только в Мальволио. Если у капитана Антонио в оригинале был теоретический шанс просто порадоваться за друга, который обрел свое счастье, то капитанша Антония остается с разбитым сердцем. Может, они бы с Мальволио друг друга полюбили, что ли?..

Это было что-то!!! 3 часа на одном дыхании! Восторг, феерия! Пока чувствую себя немного Эллочкой, словарный запас ограничен восторгами! Спасибо всем!!! Товарищ Бендер, Михаил Солодянкин, ты прекрасен!

Очень душевная постановка, захватывающее содержание и игра актеров на одном дыхании смотрится.