Алиса Чудова  «Удмуртская правда» 3 сентября 2014

В Русском драматическом театре Удмуртии премьера: спектакль "Ромео и Джульетта" по мотивам трагедии Шекспира поставил украинский режиссер Сергей Павлюк.

Как и в чеховской Чайке, которую режиссер представил в Ижевске год назад, в истории веронских возлюбленных он попытался найти новые смыслы и объяснения происходящего.

Тон спектакля задает сценография Виктора Герасименко. Суровая кирпичная стена, два мертвых дерева, сплетенные голыми узловатыми ветвями, старый садовый фонтан и охапки оранжево-алых листьев, похожих на ошметки плоти, - вот и все, что есть на сцене. Погибшие деревья, палая листва, вытертая временем чаша фонтана, над которой не бьет живая струя - эти образы с первых минут спектакля заставляют помнить о смерти. И она появляется вскоре - персонифицированная, в длинной накидке и маске-черепе - Смерть. Она бродит по сцене, то ли выбирая следующую жертву, то ли давая понять, что все уже давно произошло, все давно умерли, и только в смутных отражения в зеркалах можно увидеть случившуюся когда-то историю любви Ромео и Джульетты. Зеркала в этом спектакле - и важный элемент сценического оформления (вместе с автомобильными покрышками они - самый используемый элемент реквизита), и способ увидеть эту историю. Зеркала появляются и на балу Капулетти, и на улицах Вероны, и в Мантуе, куда изгнан Ромео за убийство Тибальта. Поскольку по давней театральной традиции зеркала на сцене сделаны не из стекла, а из листов жести, то и отражения в них нечеткие, размытые. Эти скользящие по сизой, будто сгущенной поверхности неясные силуэты и тени усиливают мистическую атмосферу спектакля.

Появление в истории Ромео и Джульетты этого не написанного Шекспиром персонажа, Смерти, - прием не новый. Буквально несколько месяцев назад спектакль "Монтекки и Капулетти" петербургского режиссера Руслана Кудашова со Смертью в одной из центральных ролей стал главным событием международного фестиваля театров кукол в Гродно. Но колорит ижевской Смерти (она появляется в ярком венке, пугающая и восхитительная одновременно) особый: этот образ напоминает скорее не средневековую европейскую старуху с косой, Мрачного Жнеца чумных столетий, а Святую Смерть полукатолического-полуязыческого мексиканского культа Санта Муэрте. И, в традиции этого культа, Смерть в спектакле Павлюка не карает, а спасает.

Да и вся история Ромео и Джульетты оказывается соединением христианской предрешенности (в начале спектакля звучат финальные строки пьесы о «печальной повести») и готовности принять свою судьбу и античного языческого восторга перед юным чувством. В сцене бракосочетания Ромео и Джульетты ветви деревьев становятся сводами храма, а старый фонтан – чашей со святой водой. К священному сосуду влюбленные относятся с безгреховной легкостью: плещут друг в друга святой водой и смеются как расшалившиеся беззаботные дети. Сюжет, впрочем, разворачивается не только вне религиозных систем, но и вне времени. Слуги Монтекки и Капулетти носят джинсу, афрокосички и иерокезы. За итальянский колорит отвечают гладко зачесанные темные волосы графа Париса (Константин Феоктистов) и персонажей старшего поколения - с этими прическами они становятся похожи на героев фильмов о кланах мафиози.

Князь веронский (Михаил Солодянкин), между тем, одет так, что появляются мысли о Диком Западе и благородном шерифе. Стетсоновская шляпа, цепочка-галстук с официальной бляхой, героический плащ, - все при нем. Синьоры-матери Монтекки и Капулетти (Наталья Заева и Галина Аносова) носят театрализованные плащи. Ромео и Джульетта (Иван овчинников и Дарья Гришаева) в их повседневных одеждах современных молодых людей выбиваются из всего этого костюмированного карнавала, при первом же взгляде на них становится очевидно, что они суждены друг другу. Заодно с ними - и в мыслях, и во внешних проявлениях оказываются лишь друзья Ромео Меркуцио и Бенволио (Вадим Истомин и Максим Суханов). И, право слово, сцены, отданные дружбе троих молодых людей - самые искренние, ясные, человечные во всем спектакле. Эти обаятельные балбесы дурачатся, носятся по сцене и ветвям старых деревьев вприпрыжку, играют в коня и всадника, разыгрывают комический водопой, - и эта упоительная энергия честной, без вычурностей и фраз дружбы, надолго остается со зрителем. Первый акт спектакля балансирует на грани всеобщего веселья и предчувствия беды. Катает свою дребезжащую тележку Аптекарь (Юрий Малашин), который ходит в маске химзащиты и выращивает цветы для своих зелий, опрыскивая их ядом. Брат Лоренцо (Николай Ротов) появляется с сачком для ловли насекомых и под мелодию Blue canary, которую сделал известной Слава Полунин.

Комический образ кормилицы Джульетты здесь доведен до гротеска: корпулентную кокетливую даму играет Александр Баров. И, право слово, эта сочная, сыгранная с куражом и чувством меры роль становится в один ряд с донной Розой Александра Калягина и мисс Эндрю Олега Табакова. Эпизодический у Шекспира слуга Кормилицы Петр сделан фигурой заметной, яркой (еще одна острохарактерная роль Радика Князева). На пару с Кормилицей они разыгрывают сцены картинного соблазнения, будто компенсируя своей откровенной, показной чувственностью чистоту и невинность образов Ромео и Джульетты. Центральная пара здесь целомудренна: даже в их единственную ночь, перед отъездом Ромео в изгнание, они не сжимают друг друга в пылких объятиях, а танцуют.

Впрочем, пластическими этюдами танцем в этом спектакле рассказывается настолько много, что Сергей Павлюк решил заметно сократить шекспировский текст. Зрители не услышат здесь привычного "Не на наш ли счет вы грызете ноготь, сэр?" или отчаянного возгласа Ромео, получившему горестную весть о гибели Джульетты "Я шлю вам вызов, звезды!". Режиссер отказался от горестных слов Ромео и Джульетты о том, как прекрасны они в смертельном покое, не счел нужным дать им в последний раз произнести слова любви и любования. Ромео, едва войдя к недвижимо лежащей жене, выпивает яд и склоняется к Джульетте в прощальном поцелуе. Та, просыпаясь от дурмана, отвечает на его поцелуй... но не закалывается кинжалом (потому что не от чего - Ромео по-прежнему на ногах), а взяв возлюбленного за руку, уходит с ним с погребального ложа... к Смерти, убранной венком и свадебной фатой.

Рядом с торжественной, царственной Смертью им хорошо и радостно, они светло улыбаются друг другу, они вместе. Теперь уже навсегда. Здесь они встречают Тибальта и Меркуцио - смеющихся, давно простивших друг друга. Как на встрече давних приятелей, Джульетта бросается в объятия Тибальда, Ромео обнимает Меркуцио. Величественная Смерть руководит этой сценой, будто благословляя друзей и возлюбленных на долгое счастливое бытие (для не-бытия здесь все слишком вещественно и полно чувства). И столько глубокого покоя, света и человеческого тепла в этой сцене, полной сентиментальной музыки, улыбок и нежных взглядов, что становится очевидно: юные герои истории достигли своего рая, обрели счастье. Отчего же тогда брат Лоренцо снова печалится над их могилами, в который раз повторяя, что "нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте"? Отчего Монтекки и Капулетти с потерянными лицами бродят среди палых листьев, разбрасывая их как погребальные цветы? Отчего радостную и светлую музыку загробной сцены сменяет драматический минор музыкальной темы тех, кто остался в живых? Может быть, оттого, что в ослеплении своей потери они пока не поняли, как смерть дала великой любви новую жизнь.

Спектакль «Ромео и Джульетта» в Русском драматическом театре получился историей о том, что смерть становится лучшим выходом для людей, которые не могут быть вместе в мире живых. И о том, что даже у самой печальной повести на свете может быть счастливый финал.