Тихого неприметного молодого человека хватают, как по команде, и привязывают к стулу. Стул водружают на стол, а, чтобы картина унижения стала совсем уж полной, между колен ему втыкают палку копченой колбасы – воображение даже напрягать не потребуется, чтобы понять значение этого символа. Примерно так насмехаются над изгоями одноклассники, налетая толпой и стремясь побольнее уязвить.

Как именно трактовать эту сцену применительно к пьесе Мольера – возможны варианты, однозначного ключа нет. Но, если исходить из того, что пострадавший молодой человек – Тартюф (Игорь Василевский), а изобретательная компания – семейство Оргона (Андрей Демышев), то первым на ум приходит предположение: короткая зарисовка на тему «Откуда берутся Тартюфы?». Возможно, и отсюда – из обид и несправедливости, из насмешек более сильных и сплоченных. Но эта история не об оправдании Тартюфа. Скорее о том, что Тартюф и семья, в которую он проник и разрушил – стоят друг друга, и во многом способствуют процветанию друг друга.

Действие разворачивается не просто в «наши дни», а в очень конкретный «наш день». Причем чем ближе развязка, тем день конкретнее, а финал и вовсе тыкает зрителя носом буквально в «позавчера» - но об этом позже. У успешного человека Оргона есть сад – аккуратный, цветущий и весьма современный, с солнечными батареями, они же – зеркало, установленное под наклоном над сценой. И в этом саду, который, судя по состоянию, возделывают добросовестно и тщательно, выросли не только цветы жизни – Мариана (Екатерина Саитова) и Дамис (Григорий Трапезников), но и серый сорняк Тартюф. Контраст очевиден: все обитатели дома в цветочно-растительных принтах, в том числе мужчины – Клеант (Алексей Агапов Alex Alex) в пестрой рубашке, Дамис в футболке с кактусами и даже на еще не ставшем членом семьи Валере (Вадим Порошин) – джемпер с тропическими листьями. А Тартюф ходит меж ними, мягко говоря, потертый и невзрачный. Точнее всего характер своего героя Игорь Василевский передает пластикой – чуть сутулится, немного неловок, до крайности зажат – все приметы смиренно-забитого существа. Наверное, вы видели таких мальчиков в школе – стоят у стены в обнимку с книжками, никогда не носятся за девчонками, не дерутся, не курят за углом. На выпускном с ними никто не хочет танцевать, и да, быть объектом публичного унижения – это про них. Неожиданно даже для самого себя он стал любимцем главы семейства и его матушки (Ольга Слободчикова (Olga Slobodchikova)), которая, в противовес распространенному изображению госпожи Пернель маниакальной мегерой, здесь выступает скорее в амплуа волевой бабушки: нотации нотациями, но подарки раздать она не забывает.

В свою очередь, в Оргоне угадываются черты человека, сколотившего состояние лет примерно двадцать пять назад, в то время, когда большие деньги праведным трудом не добывались. При этом откровенных маркеров «героя 90-х» для персонажа не предусмотрено, кроме одного: единственный, главный и последний аргумент на любой случай в его доме – это пистолет. В семье Оргона и герои вроде бы положительные не погнушаются прибегнуть к такому способу убеждения – даже Дорина (Ирина Дементова), спасительница и помощница, в нужный момент берется за оружие. В благих целях, но трудно усомниться в способности этой женщины выстрелить. Пистолет – как переходящий приз, обладатель которого получает возможность разговаривать с окружающими с позиции силы. Не натуралистично грубая, но достаточно откровенная сцена, когда Тартюф засовывает пистолет под подол Эльмиры (Даша Гришаева (Dasha Grishaeva)), наглядно демонстрирует, степень отвратительности торжества тотальной безнаказанности сильного.

Первой действие гораздо свободнее от конкретных параллелей, чем второе. И, если вначале зритель выстраивал какую-то свою концепцию относительно увиденного – что, о чем, зачем? – то после антракта любая теория проверялась вполне конкретными акцентами. Жутковато, конечно, от понимания, что тема опасной сближения власти и религии сегодня звучит злободневнее, чем в момент постановки спектакля два года назад (хотя и так казалось бы – куда еще злободневнее?). Тартюф, который везде и всюду объявлен проповедником, в общем, особо ничего не проповедует. Более того, подлинная сила в этом спектакле не столько сам Тартюф, сколько Оргон – с его упрямством, наивностью и пистолетом. Страшнее тихого мерзавца власть предержащий, внимающий его советам. Страшнее, когда сильный прогибается под подлого и становится марионеткой в его руках.

Телетрансляция очередной встречи на высшем уровне в формате президент + патриарх, традиционное обращение-поздравление с наступающим 2020 годом, ОМОН и милиция в доме Оргона, наконец, аккуратный костюмчик самого Тартюфа и его речь не могут оставить двух мнений насчет того, в кого из современных политических фигур превратился тихоня. Пока Оргон и домочадцы были заняты выяснением отношений и устройством собственных судеб, пистолет – а вместе с ним власть и сила – оказались в руках мнимого святоши.

Решение финала напоминает заключительную сцену «Тартюфа» Мастерской Григория Козлова, но лишь отчасти: в обоих постановках Оргон, после оглашения воли мудрого и милостивого государя, падает «замертво». Но у «Мастерской» этим спектакль и заканчивается, обморок это от счастья или сердце героя не выдержало – зритель домысливает сам, оставаясь при формальном хэппи-энде и с тревожным ощущением явной недосказанности. Здесь же, в РДТ, Оргону и выстрел нипочем – через некоторое время поднимается и присоеднияется к танцу под бодрую музыку – считать это окончанием спектакля или началом поклонов – решать тоже публике. Однако в данном контексте логичнее предположить, что «оживление» Оргона еще часть действия: не может Тартюф всерьез его убить, потому что цикл этот бесконечен – они нужны друг другу. Да и потом, учитывая, что Оргон спасен государевым словом, а Тартюф во втором действии обрел явственное сходство с первым лицом страны, то кто в итоге милует все семейство? Для каких целей?

Автор: Ирина Винтерле

https://www.facebook.com/irina.vinterle/posts/2741571329242456?__tn__=K-R">Оригинал статьи @Irina Vinterle