В редакции «УП» поговорили о безрассудных приключениях в «лихие 90-е», о том, как драматическому артисту стать звездой стриптиз-клуба, и о том, кому нужнее сложные авторские спектакли – зрителям или самим актёрам

Михаил Солодянкин – один из ведущих актёров Русского драматического театра Удмуртии. Умный, глубокий актёр, философ, – и прирождённый лицедей. Одни его герои вызывают сострадание, другие – омерзение, третьи – азартное любопытство. Вчера – благородный Глостер в «Короле Лире», сегодня – отталкивающий гротескный паяц в «Визите старой дамы», завтра – лукавый, очаровательный, с лёгким флёром опасности Остап Бендер в «Двенадцати стульях». А ещё – привлекательный циник Дон Жуан в «Маленьких трагедиях», комичный деревенский сплетник Джоннипатинмайк в «Калеке с острова Инишмаан», самодовольный пустозвон Тригорин в «Чайке»…

Ведущий новостных выпусков на ГТРК «Удмуртия». Это его убедительному баритону и сосредоточенному взгляду доверяют тысячи телезрителей.

Муж и отец, играющий с женой, прекрасной актрисой Еленой Мишиной, в одном театре и мечтающий устроить выставку рисунков своего сына Ярослава.

Волонтёр программы реабилитации для детей с нарушениями здоровья «Лыжи мечты».

От того, что Солодянкин всегда на виду, сложилось впечатление, что мы о нём уже всё знаем. Он и сам извинился перед началом разговора в кабинете главреда «УП», что вряд ли сможет нас удивить.

Удивил.

Анна Вардугина: Кто ты?

– Мне кажется, я вечный ребёнок. Я всегда за любые авантюры, эксперименты (и на сцене, и в жизни), за новые знакомства. Я как губка, которая впитывает в себя всю жизнь. С удовольствием вбираю в себя всё, из чего она состоит! Я жаден до жизни, это правда. Особенно, когда начинает светить солнце, – мне хочется упиться его теплом и светом.

– Ты помнишь себя ребёнком?

– Мне рассказывали, что в детском саду я был лидером. Я тогда был настоящим колобком (правда-правда, у меня есть фото в доказательство, что я был очень упитанным) и «заведовал общепитом»: меня всегда ставили дежурным по обедам, и я с наслаждением играл эту роль. Командовал: ты будешь есть это, а вот тебе этого нельзя.

– А когда ты исхудал?

– Как раз перед школой. Вытянулся и стал стручком. До третьего класса был отличником, а потом в наш класс пришли учиться два хулигана, я ними, конечно, подружился, ходил с ними курить листья. Настоящих сигарет же у нас не было – мы набирали сухие листья, сворачивали из них самокрутки. Они дымили жутко! И это было здорово!

От жизни такой я скатился на четвёрки и даже тройки, но потом взялся за ум, стал твёрдым ударником. О выборе профессии при этом не задумывался совершенно. После школы за компанию с дворовыми друзьями спонтанно решил пойти учиться на электрика. Мне идея понравилась: училище недалеко, да и папа был электриком.

Но там я так и не доучился, отчислили после второго курса: слишком часто отсутствовал на занятиях. Освобождения регулярно добывал в поликлинике у обаятельной дамы-доктора за шоколадку, так что формально всё было нормально, но педагоги, видимо, решили, что такой нездоровый ученик им не нужен.

Тогда я поступил учиться на телерадиомеханика. Это была очень модная по тем временам специальность: только появились домашние видеомагнитофоны, и телевизоры были уже в каждом доме, всё это нужно было ремонтировать. Но там я тоже не доучился. Хотя успеваемость у меня была отличная, отчислили за «аморальное поведение». Училище наше было ориентировано на учеников с ограниченными возможностями (меня туда взяли, потому что в нём училась моя сестрёнка) и работало по принципу пансионата, мы жили там круглые сутки. И вот комендант заметил, что я неоднократно общался с девушками после вечернего отбоя. Моё «аморальное» поведение вынесли на общее обсуждение, как в худших традициях партсобраний. Пропесочили меня как следует и заставили общественность решать, нужен ли училищу такой неблагонадёжный тип. К огромному удивлению руководства, большинство педагогов проголосовали за то, чтобы меня оставить. Так что отчислили меня чуть позже, кулуарно.

Сергей Рогозин: Это ж история становления Остапа Бендера – обаятельного авантюриста.

– Только я переквалифицировался не в управдомы. У меня уже появился первый ребёнок, и, чтобы заработать денег, я пошёл на кирпичный завод в Колупаевке (это под Сарапулом). Я там добился успеха! В моей трудовой книжке отмечено, что я стал лучшим съёмщиком-укладчиком 4 разряда. Знающие о моём интересе к прекрасному полу друзья подшучивали, конечно. Но там всё было серьёзно: кирпичи на люльку укладывать – это не шутки!

– Насыщенная юность.

– А подростковый возраст ещё интереснее был. В 1991 году, когда мне было 14 лет, я с компанией таких же отчаянных балбесов убежал из Сарапула в Москву. Нас было 9 человек. Все мы знали, где у наших мам лежат деньги. Все же знают, да? В шкафу, на полке под бельём. И вот мы договорились на определённый день, взяли деньги, оставили родителям записки… Я помню, что написал драматичное «Мама, я не могу так больше жить» (наверное, в какой-то книге вычитал). Утром помчались на вокзал, сели в поезд до Агрыза…

В Агрызе нас взяли под белы руки люди в погонах (родители уже сообщили в милицию о нашем побеге, по громкой связи на вокзале перечисляли наши имена). В «обезьяннике» мы сидели, пока не приехали родители двоих ребят. Нас выпустили. И что мы сделали? Под дождём, по колено в грязюке побежали до следующей станции (кажется, она называлась «Агрыз-Товарная»). Там постучались в какой-то дом железнодорожников, расплатились бутылкой (один из нас захватил предусмотрительно), нас отогрели и накормили. Чтобы не попасться снова, начали искать, как бы уехать. Запрыгнули в открытый вагон товарняка (там даже печка-буржуйка была!), доехали до какой-то станции, пересели в плацкарт, потратив на билеты почти все деньги. Хулиганили в поезде – ужас. Полвагона было в скорлупе от арахиса, который мы ели. На нас жаловались проводникам, а мы их убеждали, что мы школьная команда по настольному теннису, а вон наш тренер – и показывали на какого-то дядьку в семейных трусах (кажется, азербайджанца), который даже по-русски не говорил, и только кивал на все вопросы.

В Москве мы прожили четыре дня. Ночевали на чердаках. Завтракали исключительно на рынках, предпочитали фрукты. Обедали в столовой – брали 2 порции на семерых. Ужинали на чердаке крадеными арбузами. Когда нас «повязали», мы четыре дня провели в распределителе, но наше счастье в том, что пистолет милиционеры не нашли! Рассказываю и понимаю, что это действительно натуральный Остап Бендер.

Анна Вардугина: Какой пистолет?!

– Один из нас прихватил дедовское наградное оружие. И мы даже использовали его пару раз – попалили с крыши в воздух. Ну как вы думаете, пацанам в руки попадает оружие, и они ни разу не выстрелят, что ли?

Но во время наших беспризорных, вольных прогулок по Москве нас самих чуть не застрелили. Напоминаю, это осень 1991 года. На улицах только что разобрали баррикады путча, «братки» стреляли каждый день, все хроники этим пестрели. В один день мы увидели, как такие вот «братки» собрались толпой, эмоционально что-то обсуждали, а потом они увидели нас и со словами «сейчас на них потренируемся» навели на нас свои пистолеты. Это было действительно страшно! Мы же не знали, шутки у них такие или всё по правде. К счастью, они нас отпустили.

Опыт распределителя, куда нас привезли милиционеры, был достаточно впечатляющим, чтобы больше никогда туда не захотеть. Нам приказали раздеться. Милиционеры были очень удивлены, видя, как мы снимаем с себя по пять пар носков, по трое штанов… А мы же нацелились на долгое путешествие, оделись «капустами» в расчёте на зиму, и всё это носили на себе. Тогда же я лишился своих длинных, до плеч, волос – после душа в ободранной, ржавой душевой меня посадили голышом на табуретку, поставили передо мной пустое ведро, и мужик в халате и перчатках, по-хамски нагибая мою шею над ведром, начал машинкой сбривать всё под ноль.

Потом в Москву приехала мама и забрала меня. Всю дорогу домой я плакал ей в грудь. Зато в Сарапуле мы стали героями! Одноклассники уходили с уроков, чтобы послушать, как мы рассказываем о наших приключениях.

На самом деле, я счастлив, что со мной это произошло. Это опыт, из которого я многое вынес. Многое из этого я применяю в работе: наблюдения за колоритными знакомыми тех лет, память о собственных реакциях на те или иные события. Для актёра это отличный багаж.

– Как театр вообще появился в твоей жизни?

– В техникуме, где я учился на телерадиомеханика, однажды был творческий вечер, и меня (поскольку я всегда был открытым и позитивным) попросили спеть модную тогда песню «Ах, какая женщина» и пригласить на танец одну даму-педагога. Я всё это исполнил, и, видимо, получилось довольно обаятельно: «Тебе надо в актёры идти!», – говорили мне потом многие. И эта мысль во мне осталась.

А чуть позже мама с сестрёнкой позвали меня в русский народный театр при ДК «Заря», где они обе играли. Как во многих любительских коллективах, дисциплины там не было, ставили один-два спектакля в год. Я долго отнекивался, но мама сказала: «Там есть красивые девушки». И я пошёл.

– То есть мама поощряла твоё донжуанство?

– Не поощряла, но и не вмешивалась в мою личную жизнь. Мама мне вообще никогда не мешала жить так, как я считаю нужным (за что я ей благодарен навсегда). Например, когда она увидела нас с папой, вместе курящих на лестничной клетке, для порядка чуток поругалась, а потом оставила в покое. Мама для меня – это забота, это постоянное стояние на кухне над кастрюльками. А папа – сидящий в соседней комнате с паяльником над микросхемами. Помню его брови, усы и большой нос. По этому носу я всегда узнавал его на заводской проходной СЭГЗ, когда в конце смены из дверей вываливался людской поток. Их фигуры, их роль в моей жизни – основание для того, чтобы несмотря на всю внутреннюю свободу мне искренне хотелось быть семейным человеком.

Так вот, возвращаясь к любительскому театру. В любой труппе  «штаны» (актёры-мужчины) всегда нужны, так что шанс проявить себя мне дали. А у меня характер такой: за что бы я ни брался, должен получить высокий результат. Это постоянная борьба с собой, преодоление каких-то новых вершин. И я очень старался.

Так расстарался, что мне тут же дали роль героя-любовника в водевиле.

И я сейчас очень благодарен судьбе за то, что театр появился в моей жизни. Он меня вытащил на новый уровень.

– А после того, что ты пережил в реальности, играть в водевильчиках не было скучно?

– Видимо, я устал от такой насыщенной жизни. Думаю, подсознательно я хотел очиститься от всего этого, искал чего-то совсем другого. И театр переломил всё, изменил меня. Это волшебное искусство, в самом деле способное изменить жизнь.

Надежда Бондаренко: Неловкий вопрос, но… невысокая зарплата провинциального артиста вас не пугала? В 90-х люди с такой авантюрной жилкой, как у вас, шли в бизнес…

– Я уже был слишком сильно заражён театром, чтобы хотеть чего-то другого. В народном театре меня, конечно, не устраивали отсутствие зарплаты и не очень богатый репертуар. Но я без проблем поступил в Сарапульский драматический театр, там сразу же дали роли (первой была роль Финиста-Ясного сокола). Очень быстро меня отправили учиться в театральный институт в Екатеринбург, и я без проблем поступил на заочное отделение. И вот там я уже доучился: чувствовал, что из театра назад дороги нет.

Но деньги нужны были, что скрывать. Чтобы не чувствовать себя нищим, несколько лет в Златоусте (был у меня между Сарапулом и Ижевском такой период) я жил в таком режиме: в 8 утра – выезд в детский сад, где с 9 до 10 ты играешь с другими артистами сказочку, с 11 до 14 репетируешь в театре, немного выдыхаешь в обеденный перерыв, с 16 до 17 играешь ещё одну сказку, вечером – спектакль или ещё одна репетиция… А с 10 вечера до 5 утра я был ведущим в стриптиз-клубе «Дракула».

– Вот это поворот. Но вы не танцевали?

– Танцевал! И я был дороже, чем другие стриптизёры, потому что мне по должности ведущего в принципе танцевать было не нужно – в моих обязанностях было объявлять номера, протирать пилон между выступлениями исполнительниц (я это делал очень сексуально).

Клуб был значимым в городе, там всегда было много посетителей, в том числе представители элиты. И вот один из постоянных клиентов предлагает станцевать мне – и протягивает 300 рублей. Это при том, что приват-танец стриптизёрши стоил 200 рублей. А у меня тогда была настоящая страсть до денег. И тут, во-первых, я увидел возможность дополнительного заработка, а во-вторых, что скрывать, это льстило самолюбию: меня оценили выше, чем любого стриптизёра. Тут же со звукорежиссёром мы сочинили комедийный номер под веселую кантри-музыку, из подручного реквизита нашли мне какую-то ковбойскую шляпу, и я пошёл работать. Между прочим, я так сексуально снимал с запястья часы, что мне аплодировали и бросали деньги.

В конце номера я оставался в трусах, но в стриптизе же дело не в том, насколько полно раздеться, а в том, чтобы добиться у публики нужной эмоции. Похоже, мне это удавалось, потому что заказывать мой танец стали постоянно.

Переехав в Ижевск, я параллельно с работой в Русском драматическом театре работал в стрипклубе «Мышеловка». Это позволяло не задумываться о том, что зарплата у актёра в регионе не очень большая. Однажды (году в 2005-м) за новогоднюю кампанию в «Мышеловке» я заработал 96 тысяч рублей. Это были очень хорошие деньги. Но когда я пришёл работать на телевидение, стало понятно, что нужно соответствовать репутации серьёзного республиканского канала, и из клуба ушёл.

Сергей Рогозин: Спорту в вашей жизни есть место?

– Всегда. У меня был первый юношеский разряд по фехтованию. Я почти КМС по настольному теннису (одно время даже выезжал на соревнования в Ижевск и здешних мастеров спорта обыгрывал). Я лучший футбольный вратарь Сарапула 1992 года! В какой-то момент я даже пошёл в борьбу. Секции же были бесплатными (это сейчас всё платно и по сертификатам), и можно было пробовать разные виды спорта. Я завоёвывал какие-то значки и грамоты в лыжных и велосипедных соревнованиях – сейчас уже невозможно восстановить, что именно это были за старты, потому что тогда я относился к наградам безалаберно, всё растерял. А жаль – не потому, что мне теперь хотелось бы над этим медальным златом чахнуть, но сейчас было бы здорово показать эти награды сыну.

До сих пор люблю спорт. Если в выходные я вдруг не занят в театре (это бывает очень редко), мы с сыном устраиваем спортивные выходные – он идёт в бассейн, потом берём ракетки, играем в настольный теннис. К сожалению, занимаюсь спортом меньше, чем хотелось бы, потому что график жизни очень насыщенный: из театра несусь на телевидение, потом обратно, вечером – домой, утром – всё с начала.

Анна Вардугина: Ты ведь «носишься» не на своём авто, не на такси, а на велосипеде. И кажется, городские рекорды скорости бьёшь.

– Да, мой личный рекорд – за 9 минут доезжаю от здания ГТРК «Удмуртия» на Песочной, 13 до Русского драматического театра на Горького, 71. Максимум в пути – 13 минут. Но тут у меня не было цели кому-то что-то доказать – мне просто нужно максимально быстро добираться с одной работы на другую, не опаздывать, не заставлять себя ждать. Зимой, конечно, это время чуть больше – нужно же ещё термобельё натянуть.

Юлия Русанова: Не думали ли вы о кинокарьере или переезде в Москву?

– Опыт съёмок был интересный. В Златоусте я снимался в фильме «Игры мотыльков» у Андрея Прошкина-младшего. В главных ролях были заняты Оксана Акиньшина, Алексей Чадов, Сергей Шнуров. Фильм искренне рекомендую, даже несмотря на то, что меня вы там, скорее всего, не увидите – от моей роли на монтаже осталась… одна секунда.

Я играл бармена. Передо мной стояло много бутылок «согревающего». А было очень холодно, несмотря на июнь, так что актёры массовки, которые сидели с рюмками, наполненными водой, отчаянно мёрзли и на меня поглядывали с завистью. На съёмках мы сдружились со Шнуровым, и вот между дублями он ко мне подходит, рука перебинтована (видимо, накануне вечер получился насыщенным), и просит плеснуть. Помреж это видит и кричит на всю площадку: «Шнуру не наливать!». Тогда все знали, что одной рюмкой он не ограничится, и работать в эту смену не сможет.

У меня было несколько сцен, но осталась только та, где я на заднем плане. Но я же об этом не знал! И когда фильм пошёл в широком прокате, я позвал всех друзей на киносеанс. Когда пошла та самая сцена, мне осталось только кричать: «Вот-вот-вот! Не увидели меня, что ли?».

Второй опыт был в сериале «Адвокат». Я тогда уже был ведущим на ГТРК «Удмуртия», и меня пригласили на роль журналиста. Я специально костюм купил – до этого в кадре донашивал пиджак, который остался от прежнего ведущего. Он не был таким высоким, как я (всё-таки 194 см), и пиджак был мне короток в рукавах: приходилось скукоживаться внутри пиджака, чтобы рукава не казались кургузыми. Отснялся в своей сцене за один день, получил 150 долларов (и на билеты в Москву и обратно хватило, и в кинотусовке мелькнул, и «на конфеты» осталось – хорошо!), вернулся домой, а через какое-то время мне позвонили: нужно приехать, озвучить роль. А я же им наврал, что я москвич. Дело в том, что меня заранее предупредили: иногородних на съёмки стараются не брать. И я понимаю, что мне сейчас за свой счёт придётся в Москву ехать, чтобы только озвучить несколько реплик. Наврал, что занят на съёмках в Екатеринбурге. В итоге в «Адвокате» я разговариваю не своим голосом.

Потом приглашали ещё несколько раз, но роли были маленькие, неинтересные, а в Ижевске шёл активный творческий процесс, и я отказывался. Не могу сказать, что жалею об этом, – к переезду в Москву я точно не готов. Не люблю Москву. Она холодная, бесчеловечная, суетливая, в глазах у актёров баксы. Мне достаточно бывать там в гостях у друзей, на фестивалях. А жить и работать я предпочитаю здесь. А вот Петербург мне очень понравился. Лет пять назад мы ездили туда по приглашению Димы Удовиченко. Он отдал нам ключи от своей однокомнатной квартиры, мы жили там неделю в разгар лета, бродили по старым улицам… Это было здорово!

Сергей Рогозин: Многие актёры пробуют себя в режиссуре. Есть у вас такие планы?

– Мне знакомые не из театра постоянно говорят: «Ты же всего достиг как актёр, самое время идти в режиссуру». Но мне не хочется с ними соглашаться. Я не наигрался ещё.

Знаю, что играющих режиссёров много, но действительно талантливых и в актёрстве, и в режиссуре – единицы. Гораздо чаще видишь самоуверенных, не относящихся к себе критично людей, которым хочется сказать: занимайтесь только тем, что на самом деле умеете. Не хочу оказаться среди таких самонадеянных ребят.

Анна Вардугина: Что ты думаешь об ижевском зрителе?

– Годами (возможно, благодаря и нашим усилиям) из массового, жаждущего комедийного жанра зрителя вычленился зритель серьёзный. И есть те, кто приходят на все наши глубокие философские спектакли, и не по разу. Мы к ним испытываем уважение и огромную благодарность. Нам очень важно, чтобы эти спектакли были нужны, чтобы они оставались в репертуаре. Может быть, это эгоистическое желание. Потому что для нас самих важно проходить через эти спектакли, проживать их. Это исключительно ценный опыт. Из этих спектаклей мы выходим более честными перед самими собой, более чуткими, сочувствующими, задумывающимися о последствиях своих поступков. В общем, нас самих эти спектакли делают лучше. И, конечно, хочется верить, что со зрителями за время этих спектаклей происходит что-то подобное.

А ещё я испытываю благодарность к нашему театру. Знаю, что многие театры в регионах идут на поводу у зрителя, сплошняком ставя только лёгкие развлекательные спектакли. На таком материале актёр не растёт как мастер, как личность, и роль театра в обществе в таком случае падает, зато касса всегда полна – на легкомысленные комедии массовая публика идёт с удовольствием. А в Русском драматическом театре есть баланс – и кассовые развлекательные спектакли, и умные, зачастую нелицеприятные, критичные по отношению к нашей жизни спектакли-высказывания.

При этом я могу признаться, что мне в кайф играть не только в сатирическом, беспощадном спектакле «Визит старой дамы», но и в спектакле «Боинг-боинг» – в самой настоящей легкомысленной комедии. Я пришёл к пониманию, что в каждой роли, в каждом спектакле нужно найти, за что их можно любить, и выращивать в себе это чувство до максимума, до восторга. За эту роль я отвечаю так же, как за профессора Хиггинса в «Пигмалионе» или за Глостера в «Короле Лире». Я вдруг не формально, а по-настоящему понял, что нельзя вот тут играть на тысячу процентов, гореть, наизнанку выворачиваться, а вот тут – халтурить, выезжать на фактуре и актерских штампах. Везде надо выкладываться, каждый вечер, в любой роли, иначе какой ты актёр?

Александр Кирилин: А какой вы актёр?

– Не стоящий на месте. Не ленивец. Актёр, который работает над собой. Который любит сложные роли, потому что это обогащение, познание себя. И который любит все свои роли, потому что важно не повторяться, быть разным.  Я говорю очевидные вещи, но это же правда.

Меня иногда спрашивают, не обижаюсь ли я, когда меня назначают на эпизодическую роль. Считается же, что если ты «звезда», то нужно только главные роли играть. Но это ерунда! Даже в маленькой роли можно придумать что-то такое, что будет давать кураж тебе самому и что запомнится зрителю. Например, в спектакле «Покровские ворота» я играл поэта-куплетиста Соева. Режиссёр дал мне творческую свободу (для меня вообще ценно, когда режиссёр настроен на совместное творчество), и мы вместе придумали образ, отсылающий к Мейерхольду. И вот когда петербургский режиссёр Пётр Шерешевский приехал работать в наш театр и посмотрел идущие в репертуаре спектакли, он сказал, что в «Покровских воротах» (а там ведь много колоритных персонажей) ему больше всего запомнился именно этот Соев-Мейерхольд.

И ещё я заметил, что люблю играть уставшим. Тогда в тебе открываются какие-то новые ресурсы, и ты делаешь что-то неожиданное даже для себя самого. Отсыпаться перед спектаклем для меня – плохой рецепт. А вот играть вымотавшимся, с недосыпом – очень хорошо. Ты как будто без кожи, нервы оголены, реакции острее. Нервная система перегружена и, чтобы сохраниться, открывает резервы, которые обычно скрыты. Может быть, я ещё и поэтому так много себя занимаю.

Анна Вардугина: И всё же, зачем тебе театр? Что он тебе даёт сейчас?

– Это моя жизнь.

Задание УП

Мне бы хотелось, чтобы газета писала о жизни в городе (о том, какой театр нам нужен, о том, что не хватает велосипедных дорожек) и о жизни вообще. Создайте, пожалуйста, такой информационный фон, чтобы были поводы улыбаться и любить жизнь.

Вопрос УП

Почётный Председатель Союза журналистов Удмуртии Людмила Прокошева спрашивает, подписались ли вы на «Удмуртскую правду»?

– Пока нет, – не успеваю читать газеты, честное слово. А следующего участника «Планёрки» я хочу спросить, на каком спектакле Русского драмтеатра он был в последнее время?

Автор: Анна Вардугина

https://udmpravda.ru/2020/04/01/mihail-solodyankin-ya-gubka-vpityvayushhaya-v-sebya-zhizn/">Удмуртская правда 01.04.2020