Со-участниками «Визита старой дамы» становятся все зрители

На сцене Русского драматического театра Удмуртии идёт спектакль, не только производящий сильнейшее художественное впечатление, но и ставящий перед всеми сидящими в зале острые нравственные вопросы. «Визит старой дамы» прямо спрашивает жителей Ижевска, готовы ли они убить человека ради материального благополучия.

Предыдущими спектаклями, поставленными в Русской драме, режиссёр Пётр Шерешевский поднял планку зрительских ожиданий чрезвычайно высоко. Каждый из них выходил за пределы обыденности, создавал фантасмагорическую реальность с плотностью метафор – как в хорошей поэзии. В «Визите старой дамы» нас ждёт ещё один такой мир – антибытовой, аллегорический. Городок Гюллен – серое пространство с вкраплениями казённого голубого цвета, каким красят коридоры в общественных учреждениях, из декора – таблички сортиров (сценографию создали постоянно работающие с Петром Шерешевским художники Александр Мохов и Мария Лукка).  Любое место в любой стране. В безликой монохромной толпе выделяются несколько фигур: бургомистр, человек-фуражка и священник. У каждого из них руки по локоть в золоте – буквально, благодаря высоким золотым перчаткам.

Сцена переполнена людьми. Десятки ладоней отбивают привычный ритм стука колёс. Людей самих потряхивает от возбуждения, как вагоны на стыках рельсов. Городок Гюллен, мимо которого поезда сегодня проносятся, не останавливаясь, ждёт визита Дамы – миллионерши Клары Цеханасьян. Она родилась и провела юность здесь. Возможно (на это все надеются!), она захочет помочь родному городку, переживающему упадок.

Все поводы для гордости у Гюллена в прошлом. Когда-то Гёте провёл здесь ночь, а Брамс написал здесь свой квартет. С тех пор городу остаётся жить старыми событиями. Невольно в голове мелькает ассоциация. В Воткинске когда-то (уже 180 лет назад) родился Чайковский. Что ж, гордимся.

Я дам вам миллиард

Появление Дамы (Ольга Слободчикова) выглядит так, будто в серый студень влетела петарда. Платье Клары искрит, розовые волосы стоят дыбом и, кажется, пылают. Этим живым током кого-то уже прибило – Клара с разбойничьей лихостью раскручивает над головой скелетик.

Она готова дать городу миллиард. Но только при одном условии – если кто-нибудь убьёт живущего в Гюллене Альфреда Илла. Этот человек много лет назад был её возлюбленным, но предал её, убедил город в её безнравственности и добился того, что её, беременную, выгнали из Гюллена.Впрочем, тут необходимо уточнение. Клара просит об «услуге» не только гюлленцев.  Ключевая для спектакля фраза звучит так: «Я подарю вам миллиард долларов, если кто-нибудь из сидящих в этом зале убьёт Альфреда Илла». С этой секунды зрители становятся соучастниками происходящего.

Ценности

На сцене и в зале начинается исследование изменчивости общественной и личной морали под влиянием обстоятельств, хроника трескучего лицемерия и утешительного самообмана.

Конечно, в первую минуту горожане дружно возмущаются – как Клара могла предложить им такое, европейские гуманистические ценности дороже денег. Встают в позу: «Лучше быть нищим, чем палачом». Вслух всё ещё восклицают, но уже начинают брать кредиты, – прекрасно зная, что нет у них других источников денег, кроме обещанных Кларой. И чем глубже они увязают в долгах, чем больше обрастают удобными и приятными вещами, тем легче ищут оправдания, чтобы принять условия Дамы. И вот они уже убедили себя, что смерть Илла будет не убийством, а возмездием, восстановлением справедливости. Деньги тут ни при чём: ради нравственных ценностей, которые им так дороги, они должны бы наказать его и без всяких материальных поощрений, – эта мысль приносит людям явное облегчение.

Горожанам нравится чувствовать себя справедливыми и нравственными. Но это злокачественная нравственность. Гибкая, подстраивающаяся под обстоятельства. Идею милосердия и справедливости гюлленцы выворачивают настолько, что самодовольно (какие же мы гуманные!) дают Иллу понять, что он в моральном долгу перед ними уже за то, что они отказались убить его сразу.

Спасение

А что же зрители? Принимают доводы гюлленцев или ужасаются тому, как быстро они выбирают собственное благо, а не чужую жизнь?

Выбор этической позиции для зрителей усложняется тем, что Альберт Илл – далеко не невинная жертва. Много лет назад он действительно подкупил лжесвидетелей, выставивших Клару гулящей девкой. Он в самом деле бросил её, беременную их общим ребёнком. Это и вправду сломало ей жизнь – дочь она отдала приёмным родителям (и та вскоре умерла), сама стала проституткой, а в миллионершу превратилась почти случайно – богатый человек купил себе её прелести в постоянное пользование.

Юрий Малашин совершает грандиозную актёрскую работу, проводя Илла через все метаморфозы. Каждое появление, нарастание или угасание его мысли и чувства камера фиксирует и транслирует на гигантский экран на заднике сцены. Все полтора часа спектакля лицо Малашина-Илла зрители видят крупным планом – тут один сбой, и разрушится пугающе убедительная достоверность характера. Малашин не сбивается ни разу.

В начале истории это обаятельнейший циник, с немного бегающими от нечистой совести глазами, но в целом уверенный в себе. Он усмехается глумливо: «Да уж, мы сделаем всё, чтобы Цеханасьян растрясла здесь свои миллионы». И включается в игру, сначала с лёгкой запинкой, а потом всё более естественно называя Клару нежными прозвищами 45-летней давности. В глазах и интонациях появляется нарочито проникновенная нежность. Вероятно, ему кажется, что обезоруживающая и привлекательная, – но на самом деле это жалкая, заискивающая, лицемерная нежность, – так умильно смотрит на хозяина и преувеличенно виляет хвостом пёс, который напрудил в тапки и знает о своём проступке. Илл складывает губы в мягкую улыбку, чуть прищуривается, чтобы вокруг глаз появились симпатичные лучики, – а внутри зрачков уже нарастает страх. Он говорит Кларе, что бросил её беременную и женился на «выгодной» девушке ради её же, Клариного, блага, и вообще по-прежнему её любит. И сам знает, что в его словах нет ни слова правды – сплошное лицемерие с честным лицом. Вот речь заходит о «правосудии», и глаза Илла забегали, а лицо помертвело. Малашин за ту минуту, когда становится ясно – Клара вернулась за возмездием и у неё на руках есть доказательства его вины, и вправду становится серым и осунувшимся. Потом на его лице отражается мучительный поиск надежды – горожане не выдадут, не убьют его своими руками, правда же? Оптимизм и холодный ужас борются в нём всё время, пока горожане ободряют его, при этом покупая продукты в его лавке в долг. Прозрение накрывает его паническим ужасом: «Чем вы собираетесь расплачиваться?! Моей жизнью?». И он отчаянно кричит «Один из вас схватит меня!». Это момент его настоящей искренности, его живого чувства, и крик его звучит как предупреждение Христа ученикам: «Один из вас предаст меня». С этой минуты он не врёт больше – ни себе, ни окружающим. У Илла, принявшего свою судьбу, преображается лицо: оно становится спокойным и красивым, взгляд – любующимся и тёплым. Приговорив Илла, Клара спасла его – подарила ему немного времени, когда он и мир стали честны друг с другом, когда ему уже не нужно было втягивать голову в плечи от постоянного глубинного страха разоблачения, не надо больше притворяться. Оказалось, что он мог быть хорошим человеком – любящим детей, видящим красоту мира, хранящим в сердце и в самом деле прекрасные минуты ещё невинной юности.

Неуютная правда

Но внутреннее преображение Илла уже не меняет мнения зрителей. Когда в конце концов ему стреляют в затылок и на стекло его клетки выплёскивается кровь, зал аплодирует. Убийство человека одобрено. Камера отворачивается от обмякшего тела – на весь задник сцены теперь транслируются лица зрителей. Они прихлопывают в такт бравурной песенке «О, миллиард!». Это и есть страшный финал спектакля.

Это неуютный для зрителей спектакль, разоблачающий двойные стандарты общественной морали и напоминающий, что людьми, которые живут в кредит, легко манипулировать. Они всегда будут на стороне тех, кто даст им денег. Только по-настоящему финансово независимый человек может себе позволить по-настоящему свободное мнение. «Нет ничего кошмарней бедности, в ней благородства нет», – говорят гюлленцы, и тут сложно спорить.

Ольга Слободчикова играет демона возмездия – упивающегося своей миссией, яростного. «Я теперь сама – сущий ад!», – орёт Клара так, что, кажется, содрогаются стены театра. Она грозит:  «Мир сделал из меня публичную девку – я сделаю из него публичный дом». В публичном доме – продажные люди. Но она не «делает» людей продажными, она всего лишь создаёт ситуацию, которая подтверждает: они готовы были продаваться всегда, нужно было только назначить достаточно высокую цену.

Хотелось бы верить, что спектакль может стать вакциной от справедливости с двойными стандартами. Но для этого как минимум вакцинация должна быть всеобщей.

P.S. «Визит старой дамы» (18+) играют редко. Ближайший спектакль – 12 февраля. Следующий – только 25 марта.

Справка “УП”:

Жанр «Визита старой дамы» – панк-кабаре. Здесь в самом деле много поют – только вживую (для нашего театра – огромный и прекрасный прорыв). Здесь «жарят» отчаянный постпанк и исполняют медитативные, как будто выплывшие из реальности сновидения, пластические композиции. Здесь в исполнении Оркестра приватного танца, собранного из артистов театра и приглашённых музыкантов, звучит музыка ошеломительной красоты – глубокий, объёмный, заполняющий всё пространство спектакль эмбиент-рок (композитор – Ник Тихонов).

Автор: Анна Вардугина

https://udmpravda.ru/2020/02/06/zlokachestvennaya-spravedlivost/">Удмуртская правда 02.06.2020