В вашем спектакле необычно трактуется заглавный персонаж пьесы. Вы можете рассказать, из чего родился образ Эдмонда Лира (имя представляет гибрид двух персонажей — короля Лира и Эдмонда, побочного сына графа Глостера — прим. ред.)?

Этот герой, Эдмонд Лир, Лир в молодости, возник в процессе репетиций. Изначально такой задумки не было. Но постепенно появилась идея, что, возможно, молодой Лир был таким же, как Эдмонд. А дальше все стало складываться само собой: история Эдмонда оказалась воспоминанием состарившегося Лира, который перед смертью смотрит со стороны на свою юность, свои поступки и грехи. А раз в спектакле существуют два Лира, то в финале их нужно было как-то соединить, они должны были встретиться. Так и получилось. 

Было ли вам сложно работать с предложенным образом?

Всё развивалось само собой, довольно естественно, и больших пробуксовок или мук творчества я не испытывал. Да, были сцены, которые легче давались, какие-то были сложнее. Мне, например, поначалу не удавалась сцена в НКВД, где я прихожу сдавать отца. Мы её довольно долго репетировали. Но, по большому счету, этот спектакль дался так лихо!

Вы сейчас упомянули сцену в НКВД. Когда я смотрела спектакль, мне показалось, что в ней и в некоторых других у вашего героя язык тела не согласуется с поступками. Как будто бы внутренняя сущность сопротивляется действиям персонажа, отторгает их. Мне это показалось очень интересным решением.

Это происходит потому, что мой герой не злодей в чистом виде, всех с лёгкостью предающий. Только на первый взгляд Эдмонд делает это играючи. На самом деле, предательство дается ему нелегко. К нему постоянно приходит осознание того, какие вещи он творит. Как раз в конце сцены в НКВД происходит такое понимание.

Эдмонд все свои поступки совершает из-за зависти и ради любви к отцу. Он завидует тем чувствам, которые отец испытывает к своему родному сыну Эдгару. Мой герой всего лишь хочет, чтобы отец и его полюбил по-настоящему. Но ради этого он готов подставить Эдгара и доказать, что достоин большего, чем брат, отцовского внимания. Пусть даже таким способом. Желание добиться хоть какой-то любви – это главный двигатель всех его поступков. 

Как проходила ваша работа со вторым исполнителем роли Эдмонда Лира, Николаем Ротовым? 

Для меня было большой радостью оказаться в одной работе с Николаем Николаевичем. В такой связке. Многие говорят, что мы похожи, и я бы мог, наверное, в старости так выглядеть. Но в рамках роли мы не стремились делать акцент на тему внешнего сходства, больше старались чувствовать друг друга на внутреннем уровне. 

В финале спектакля ваш молодой герой встречается с собой состарившимся и между двумя Лирами происходит диалог. Как вы для себя определяете, эта встреча знаменует выход из замкнутого круга порочных поступков или всё же понимание происходит где-то за пределами истории, которая всё равно останется закольцованной?

Герой в самом финале видит себя со стороны, узнаёт себя в старом Лире, понимает, как проведёт свою жизнь и какими муками она будет сопровождаться, до чего он доживёт. А что будет дальше, как раз-таки не понятно. Есть ли этому прощение, можно ли как-то искупить свою вину? Раскаяние происходит у Лира и в молодости, и в старости. Но вот эти два героя встречаются – и на этом месте настаёт театральный финал. Что дальше будет – неизвестно, в этом и состоит вопрос спектакля. Молодой Эдмонд Лир пытается спросить у старого: «Можно ли нас простить? Прощается ли это вообще там, выше?» Ответа нет, но и точка для меня там не ставится: нет ни безысходности, ни прощения, ни тупика. Наступает чёткое осознание себя, своих дел и своей жизни. Что будет дальше? Неизвестно. Остается только подождать, посидеть порыбачить, а там, глядишь, что-то и случится.

В вашем театре недавно была премьера «Гамлета», где вы тоже играете главную роль. Теперь в вашем репертуаре две больших работы в знаменитых пьесах Шекспира. Что заставляет вас видеть перспективу в шекспировских героях?

Я думаю, это больше вопрос к режиссёрам, ведь они же выбирают материал, и через него делают свои личные высказывания. А мы с удовольствием включаемся во все режиссёрские предложения. Но через эти пьесы, будь то «Гамлет» или «Король Лир», можно поговорить обо всём. В них столько пластов, что их можно будет вскрывать во все времена. Вот видите, «Король Лир» у нас получился совсем непохожим на шекспировского. Я знаю, Додин поставил «Гамлета», и у него Гамлет все поступки совершает ради выгоды, ради власти. Такой очень циничный, меркантильный Гамлет, существующий без мук и переживаний по поводу смерти отца. Это одно высказывание. А у нас Гамлет совсем другой, ему власть не важна, он страдает Эдиповым комплексом, ревнует мать к своему дяде, мучается, видя их союз. Им движет ревность, потеря и горечь. 

При создании «Короля Лира» вы в третий раз работали с Петром Шерешевским. Можете рассказать об особенностях сотрудничества с этим режиссёром?

Работать с Петром Юрьевичем, конечно, большое удовольствие и большая удача. Мы всегда его очень ждём в нашем театре, любим его, продолжаем с ним общаться. Мне кажется, во многих театрах, куда бы он не приехал, у актёров складывается к нему такое же отношение. Он так выстраивает рабочий процесс, что хочется работать, думать, предлагать самому. Большая заслуга Петра Юрьевича в том, что с ним возможно вносить свои предложения, импровизировать в процессе репетиций. Он отталкивается от актёра и строит спектакль, исходя из особенностей тех людей, которые с ним работают.

В театре всегда до последнего момента решается, кто кого будет играть. У нас долго стоял вопрос, кто же станет итоге королём Лиром. Я думаю, что, если бы его играл другой актёр, спектакль получился бы совершенно иной. Пётр Юрьевич в этом плане даёт очень большую актёрскую свободу. Но при этом продолжает двигаться в том направлении, какое считает нужным.

http://maskbook.ru/igor-vasilevskij/">Информация на сайте фестиваля «Золотая маска»