Разговор на планёрки шёл в преддверии новой премьеры Русского драматического театра. Расспросили режиссёра о тайнах его профессии, о взаимодействии с актёрами и об ожидании «Золотой маски».

Олег Сологубов – режиссёр, постановщик двух знаковых для Ижевска спектаклей. Первый – «Папа», который прошёл в финал «Золотой маски». А премьеру второго – «Обыкновенная история» по роману Ивана Гончарова – мы ждём 14 и 15 марта.

– Он пока не знаковый, – уточняет Олег Васильевич, – мы его только ставим, поэтому я бы не стал забегать вперёд. Люди в театре всё-таки суеверные.

Юлия Ардашева: Наш традиционный первый вопрос философского плана – кем вы себя в этой жизни ощущаете?

– Ух, вы сейчас мне предлагаете отрефлексировать себя! Но это интересный процесс, когда сидишь с другом под рюмку коньяка или долгими зимними вечерами… А если счесть это блиц-вопросом, то, наверное, из разных ипостасей, как и у каждого человека, всё-таки больше всего режиссёром. Это особый стиль существования: театральному режиссёру сложно определить, где работа начинается и где заканчивается, – это же некое перманентное состояние.

Катерина Любич: Режиссёр – некое подобие демиурга: вы всё время создаёте какие-то свои миры.

– Пожалуй, хочешь, не хочешь, но спектакль – всегда какое-то создание мира, которого нет, и ты должен сейчас его вместе с актёрами, и художниками разных направлений сочинить.

Марина Подлесских: Где вы находите основу того, чтобы сочинить мир?

– Тут так однозначно не ответишь. Основа – это культурологический в широком смысле бэкграунд: где что-то насмотренное, начитанное, отрефлексированное, размышлениями какими-то пропитанное. Это уже влияет на тебя как личность, на твоё восприятие мира, на твои оценки и задумки. Иногда удивляешься, как Пушкин: «Ух ты, моя Татьяна вышла замуж? Ничего себе!» Чего-то в своих постановках я и сам не ожидал. Это не сухая схема, это появление вещей, которые неожиданны. Что-то вдруг родилось – когда-то мучительно, когда-то вдохновенно. Иногда интересно может получиться… Хотя и не всегда получается интересно – это тоже надо сказать.

Юлия Ардашева: Вы приезжаете на постановку на пару месяцев, даёт ли вам новый город какое-то место силы? Или для вас Ижевск – это только Русский драмтеатр?

– Когда мы делали «Папу», то помню, что я гулял около пруда. Но это крайне редкие прогулки. Мы съездили на радио на интервью пару раз и, пожалуй, всё. Обычно все выходы – до магазина и обратно. День режиссёра подчинён репетициям – с утра и вечером.

Спросите меня, как выглядит Ижевск, я не отвечу. И город здесь не при чём: в сентябре-октябре я был в Магнитогорске. И там тоже знаю только театр и гостиничный номер. В Питере, где я долго живу, всё по-другому: там требует внимания и личная, семейная жизнь. А вот когда приезжаешь на постановку, концентрация только на работе: всё-таки 1,5-2 месяца – это не очень большой срок для того, чтобы сделать спектакль. На самом деле это достаточно стрессовая – в хорошем смысле слова – ситуация. При всей гармоничности того репетиционного процесса, который был с «Папой», всё равно режиссёр находится не в благодушном состоянии. И сегодня у меня две репетиции после встречи с вами, и этим всё сказано.

Сергей Рогозин: Если снимается фильм, проходят кинопробы и режиссёр может пригласить хоть кого. А в театре ограниченный контингент актёров. Как проходит кастинг на роль?

– На постановку «Папы» меня пригласили – театр уже выбрал материал, определился с замыслом, и было понятно, что главный герой – это Юрий Павлович Малашин. И всё же я попросил, чтобы мне прислали ссылки на разные видео и спектакли, которые идут в текущем репертуаре. Я тогда очень внимательно всё просмотрел и выбрал тех актёров, которые в итоге у нас в этом спектакле участвуют.

Юлия Ардашева: «Обыкновенную историю» выбрали уже вы?

– Был запрос на русскую классику, и я предложил театру варианты, среди которых была и «Обыкновенная история». Театр на ней и остановился.

– Сегодня эта история Ивана Гончарова читается просто с упоением и трудно выбрать, что лучше в молодости – привлекательный романтизм, чистая душа или умный прагматизм и чёткие цели? Но как это поставить?

– Если бы мы все знали, как это поставить... Есть классический телеспектакль с Казаковым и Табаковым. Вот и вы улыбаетесь – смотрели его. Но там, видите ли, в чём хитрость – актёры работают крупными планами, и пространство для них весьма ограничено.

А в театре-то всё-таки другая история. И с тех лет язык изменился. И нужен уже, с одной стороны, современный контекст, а с другой – опять же накопление человеком культурного бэкграунда. Можно, конечно, взять просто сюжет. Как это откликнется сегодня? Какой вызовет ассоциативный ряд? А, скажет зритель, так это не про сегодняшних, это про музей русского дворянского быта. Это, конечно, познавательно и любопытно, как люди жили. Но мы-то стремимся сделать так, чтобы это резонировало, куда-то попадало в культурного человека, вызывая у него острое ощущение, что эти люди «сопричастны мне», что речь не о какой-то ушедшей эпохе.

Эта «Обыкновенная история» затронула такой типологический процесс, который и мы все в той или иной степени проживали. Когда ты должен себя адаптировать к этой действительности, где-то стать более эффективным, продуктивным, скажем так. Герой приезжает из деревни в Петербург, и встаёт вопрос: а ты для чего сюда приехал, кто ты, что ты, что ты хочешь? И нужно сформулировать эти свои задачи в 19-20 лет. Сложно? Безусловно. Правда, я в это время в армии служил и эти вопросы не задавал себе, потому другая была задача в моём стройбате.

А потом я боялся себе признаться, что хочу быть как-то связанным с театром. В 23 года я приехал поступать в театральный вуз, но при этом сознательно обманывал себя: дескать, приехал к приятелю, хочу просто посмотреть Петербург, ну, заодно выучу басню с прозою и стихотворение...

– Вы поступили и стали учиться в поте лица.

– Да, неожиданно, я оказался на актёрском курсе, откуда вышли знаменитые Константин Хабенский, Михаил Пореченков. При поступлении на втором туре мне вдруг порекомендовали попробовать себя в режиссуре – на курсе у Ирины Борисовны Малочевской: «Пусть она вас посмотрит!»

И сейчас я хвастаюсь, что единственный из поступавших пошёл и на режиссёрский курс, и на актёрский. А потом Ирина Борисовна после не очень удачного моего отрывка на актёрском третьем туре заявила мне: «Сейчас идёшь в приёмную комиссию, перекладываешь своё личное дело на режиссёрское отделение. Я тебя беру ещё до третьего тура».

– Когда я прочитала ваши воспоминания об учёбе у Ирины Борисовны, то сразу представила вас Адуевым-младшим: сколько сомнений в своей пригодности, сколько неуверенности в своём призвании, сколько переживаний!

– Я был абсолютно Адуев-младшим. Причём мой сокурсник Пётр Юрьевич Шерешевский тогда был 19-летним, а я старше на 4 года. Но его петербургская семья и воспитание так ощущались, что я чувствовал себя младшим. Опять же Ирина Борисовна так жёстко «лепила» нас – никто столько бы не выдержал, сколько я выдержал. Она никого не отчисляла, но она, никого не оскорбляя лично, так разбирала, так размазывала наши этюды, постановки, что хохотал весь курс. Года два продолжались эти мучения, и люди просто отваливались и отваливались. А я сцепил зубы и терпел. Иногда какие-то намеки проявлялись в положительном ключе. Но никто не выдержал того пресса, который выдержал я. Два года непрекращающегося ужаса, понимания, что я бездарность, никчемность и так далее. И только на 4 курсе какие-то надежды появились… Но что это по сравнению с Петром Юрьевичем Шерешевским и Юрием Николаевичем Бутусовым!

– А сейчас вы их догнали в «Золотой маске».

– Да, я теперь третий из группы Малочевской прыгнул туда, в последний вагон, когда есть ещё частная номинация для актёров и режиссёров. Организаторы «Золотой маски» их отменили и будут со следующего года оценивать спектакль в целом. К счастью, мои сокурсники успели получить признание. У Юрия Николаевича «масок», как в Ижевске зимой снега. У Петра Юрьевича «золотые маски» получали актёры в его спектаклях. И вот я третий. Какой у нас крутой курс получается.

Сергей Рогозин: Вы ждёте церемонии «Золотой маски»?

– Не особо. «Золотомасочное признание» – это очень хорошо и очень приятно и даёт хорошие строчки в твоём резюме. Это может помогать тебе в работе с точки зрения получения контактов и постановок. Это усиливает уверенность, что всё-таки я что-то понимаю о каких-то моментах в театре. Но в целом я спокойно к этому отношусь. Для меня совсем другое ожидание связано с тем, что в 20-х числах апреля «Папа» поедет в Петербург на Международный фестиваль LOFT-2025! И будет показан в Театре на Васильевском, где я работаю. Вот это для меня более эмоционально важный момент. Это значит, что мой спектакль увидят те зрители, которые составляют мою референтную группу, это близкие мне и важные для меня люди в Питере.

Александр Кирилин: «Папа» поставлен на Юрия Малашина. Не слишком ли рискованно для театра – ставить на одного актёра, у которого нет стопроцентной замены?

– У Георгия Александровича Товстоногова, главного мастера нашего курса в институте, был принцип: если уходит главный актёр, спектакль снимается. На роли второго плана у него были вводы, а если, не дай бог, уходил тот же Борисов в «Тихом Доне» – всё, спектакля в афише нет.

Мне кажется, это правильно, потому что спектакль перестаёт быть таким, каким задумывался и поставлен. У меня есть такой спектакль, он очень успешно идёт в Театре на Васильевском – «Спасти камер-юнкера Пушкина» (номинант Высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» – ред.). И я не вижу другого актёра, кроме Артёма Цыпина, в главной роли.

Юлия Ардашева: Одну из главных ролей, Петра Адуева – успешного дядюшки Саши Адуева, играет Михаил Солодянкин. И это ожидаемо. Почему все приезжающие режиссёры выбирают его?

– Он очень хороший актёр, и у него очень редкий возраст – 45 лет. Все остальные либо уже старше, либо младше. Актёры 45 лет – дефицит, даже в Театре на Васильевском, где труппа 70 человек. В этом возрасте появляется широкая актёрская амплитуда, раскрываются все возможности актёра. И появляются соблазны: их зовут в другие театры, сериалы – устоять перед этим сложно.

– Каким вы видите зрителя «Обыкновенной истории», кого вам хочется увидеть в зрительских рядах?

– Тех же, кто ходит на «Папу». Это тот зритель, которого я успел ощутить на двух премьерных спектаклях.

– Но много умных, образованных, хороших людей не идут на «Папу» из-за темы: боятся, что будет больно и тяжело.

– Да, тема страшная, я это пережил. И спектакль многих пока не добрал. Театр надеется, что они потом придут. Никто не отменял задачу кассы в театральном мире. Театр должен зарабатывать и ставит некоторые сугубо кассовые пьесы. И всё-таки спектакль – это не обслуживание. Как режиссёр я с вами, зрителями, разговариваю и хочу, чтобы вы меня услышали, поняли, чтобы было какое-то взаимное принятие.

Конечно, это не значит, что я делаю только выдающиеся спектакли. У меня, к сожалению, тоже были неудачные спектакли, как у всякого нормального режиссёра.

Александр Кирилин: Олег, скажите, а в какой области искусства вы можете расслабленно получать удовольствие? Наверное, в любом театре вы пристрастно смотрите на искусство и искусность других.

– Да, быть зрителем в театральном зале – это работа для режиссёра. Хотя иногда отключаешься и получаешь огромное удовольствие. Я помню, невероятное впечатление от спектакля Петра Наумовича Фоменко «Война и мир. Начало романа». Чудо какое-то.

Если говорить не о театральном мире, то я очень люблю читать книжки. Дайте мне возможность, я на месяц сяду у себя в кресле и страстно буду читать, читать, читать. Что люблю читать? Интересно всё, что связано с драматургией, но это не только по работе, хотя, конечно, есть специфика в чтении драматургического материала. Буду рад, если попадётся блестящая беллетристика, проза. Люблю какие-нибудь культурологические исследования, например, Паолы Волковой или Ильи Гилилова о Шекспире. Гилилов, учёный секретарь Шекспировской комиссии при Российской Академии наук, высказывает и подкрепляет весьма убедительными фактами версию, что Шекспира… не было. Подлинными авторами его великих произведений были граф Рэтленд, его супруга и, возможно, ещё несколько человек этого круга. И это так блестяще написано, с такой доказательной базой, как захватывающий детектив. При этом с очень хорошим культурологическим уклоном, причём несложно, достаточно популярно, но за этим – большая база культурного, художественного фона. Дана эпоха, дана ментальность театрально-литературного круга людей той эпохи. Захватывающее чтение.

Вообще нужные и интересные книги приходят в потоке культурной информации. И всегда интересен вопрос: кто у нас в этом году номинируется на ту или иную литературную премию – уважаемую, серьёзную? О, не читал, дай посмотрю!

Екатерина Любич: А случай играет какую-то роль в вашей жизни? Бывают какие-то случаи, которые могут полностью перевернуть ваши планы или ещё что-то?

– Да, конечно, в жизни всё что угодно может быть.

– Просто я воспринимаю режиссёра, как демиурга, который может переменить и спектакль, и его концепцию – порой, по воле случая.

– Может, такое бывает, но я бы режиссёра не делал демиургом. Во всяком случае, у меня нет такого большого авторитета и громкого имени. И потом для меня очень важны актёры. Я через них проверяю все свои идеи и ощущения. Они со-творцы. Я предлагаю актёру попробовать сделать так, проверить это. И он проверяет. А я как зеркало: О! Да. Нет! Действительно, какая-то ерунда получилась, давай что-то другое попробуем. 

Актёры – они же главные. Вот представьте: нет актёра. И что делать мне, режиссёру, моим художнику, декораторам, звукорежиссёру?... Актёр же самодостаточен. Даже если у нас нет театра как здания, актёры выйдут, коврик разложат на площади и какую-то маленькую копеечку на хлеб себе заработают. А мы без них ничего не заработаем.

– Но актёр – инструмент режиссёра. Евгения Евстигнеева называли «гениальным актёрским животным», способным выполнить любую режиссёрскую задумку.

– Думаю, что у режиссёра есть один инструмент – это язык. А больше ничего нет, по большому счёту. Когда-то я пользовался режиссёрским показом, учил актёров играть. Но сейчас считаю, что этого делать не надо или хотя бы минимизировать, потому что своими решениями, предложениями ты ограничиваешь творчество актёра. Порой, очень сильно, и он становится внутренне несвободным, психологически зажатым. Свободно чувствующий актёр способен на удивительные решения.

УП ЗАДАНИЕ

Какое задание, какую тему для публикации вы предложили бы редакции, сидя сейчас в кресле главного редактора.

УП ВОПРОС

Предыдущий гость планёрки близок вам по духу – это актриса, режиссёр, постановщик своих моноспектаклей Ольга Александрова. Она оставила вам вопрос: для чего вы занимаетесь своей работой?

– Если уходить в «анамнез», в какую-то даль и порассуждать, от чего возникает потребность в творчестве, то я очень любил школьные сочинения на общие темы. Я ночь напролёт готовился, писал, у меня возникал творческий импульс – хотелось что-то создать.

А вторая причина прихода к творчеству лежит совсем в иной плоскости. Я помню своё открытие в детстве и переживания, что мы все когда-то умрём. И страх смерти привёл к мысли, что я что-то хочу оставить после себя и поэтому пойду в творцы. У меня неплохо шла математика, но меня тянуло проявлять себя не через какие-то глубинные открытия в физике, химии, а через творчество. Так что, от страха смерти я этим занимаюсь.

Ну и на поверхности то, что мне нравится само сочинение спектакля: боже, я придумал такую вещь, какую не предполагал! Это наркотик творчества.

При этом я понимаю, что никогда, говоря словами Фаины Раневской, «не плюну в вечность». Хотя ижевский спектакль «Папа» вошёл в 300 лучших спектаклей первой четверти 21 века. Это узнала помощник директора Русского драматического и театровед Анна Владимировна Никифорова. Может быть, это и есть плевок в вечность?

Вопрос следующему гостю планерки я задам из своего режиссёрского пространства: любит ли он театр, и что ему там интересно?

СПРАВКА

Русский драматический театр Удмуртии и «Золотая маска»

2016 год. Спектакль «Маленькие трагедии» по произведениям А.С. Пушкина в постановке Петра Шерешевского показан в рамках конкурсной программы главной Российской национальной театральной премии «Золотая маска».   Впервые театр из Удмуртии принял участие в самом престижном театральном фестивале и стал номинантом в 4 номинациях:

•  «Лучшая работа режиссера» (П. Шерешевский),

•  «Лучшая работа художника» (Е. Сорочайкина),

•  «Лучшая мужская роль» (Ю. Малашин),

•  «Лучший спектакль большой формы».

2019 год. Спектакль «Король Лир» в постановке Петра Шерешевского принял участие в конкурсной программе фестиваля «Золотая маска» и был представлен в 6 номинациях:

• «Лучшая работа режиссёра» (П. Шерешевский),

•  «Лучшая работа художника» (А. Мохов, М. Лукка),

•  «Лучшая мужская роль» (Н. Ротов),

•  «Лучшая мужская роль второго плана» (И. Василевский),

•  «Лучшая работа художника по свету» (А. Рязанцев),

•  «Лучший спектакль большой формы».

В последнюю номинацию вошло всего 13 спектаклей, из них 6 – из Москвы и Санкт-Петербурга и 7 – из провинциальных городов. Спектакль был показан в Москве, на площадке Театра им. Маяковского и прошёл с большим успехом: зрители долго аплодировали и не отпускали актёров.

2025 год. Спектакль «Папа» в постановке Олега Сологубова номинировали на премию «Золотая маска» в 6 номинациях:

•  «Лучшая работа режиссера» (О. Сологубов),

•  «Лучшая работа художника-постановщика» (Ф. Атмадзас),

•  «Лучшая работа художника по костюмам» (О. Атмадзас),

•  «Лучшая работа художника по свету» (А. Рязанцев),

•  «Лучшая мужская роль» (Ю. Малашин),

•  «Лучший спектакль большой формы».